София в тумане: анализ игры Silent Hill с позиции юнгианской психологии и гностицизма

Современное состояние культурного процесса всё явственнее показывает нам, что такой характеризующий признак произведения искусства как массовость и высокий уровень популярности отнюдь не умаляет художественной и культурной ценности самого произведения. Не стали исключением и современные компьютерные игры, об одной из которых и пойдёт речь сегодня.

Серия игр «Silent Hill» является для вашего покорного слуги одним из самых любимых произведений игровой индустрии последних лет, потому Дорогой Читатель в своём возможном несогласии с содержанием этой статьи может уверенно сетовать на излишний субъективизм автора. Однако данный факт не пошатнул моей уверенности в многогранности и значимости указанного произведения.

Историю Тихого Холма можно рассматривать с различных позиций: субъективный идеализм, аналитическая психология, теория неврозов, религиозный фундаментализм, концепций «город как тело», «мир как текст» и т.д. Если подходить к анализу данной серии игр очень уж комплексно, можно дойти до того, что на выходе у нас получится целая книга.

Нас же интересует, прежде всего, такие понятия как «ужас» и «страх», их символическое и концептуальное отображение в культурном процессе. Потому мы взглянем на это произведение, а именно на первую часть серии, с точки зрения гностицизма и работ Карла Густава Юнга, а именно его гностического текста «Семь наставлений мёртвым».

Сразу отмечу, что всё нижеизложенное является лишь собственными умозаключениями автора, основанными на изучении как классических гностических текстов (рукописи Наг-Хаммади), так и более современных представителях гностической мысли (Карл Густав Юнг, Стефан Хёллер, Ганс Йонас). То есть достаточно явная связь гностической традиции и серии «Silent Hill» приводится читателю для изучения путём приведения параллелей, совершенно очевидных автору, но не претендующих на истину в последней инстанции.
Так что приступим.

Для более понятного анализа данной игры в первую очередь необходимо обратиться к сюжету игры, потому я вкратце изложу его для категории читателей, абсолютно не знакомой с указанной серией игр.

«Писатель Гарри Мейсон вместе со своей приёмной дочерью Шерил отправляются в провинциальный городок Сайлент Хилл. На подъезде к городу они попадают в аварию. Спустя некоторое время Гарри приходит в сознание и понимает, что его дочь пропала без вести, а сам город окутан туманом и населён странными агрессивными существами, своим видом напоминающими чудовищ. В ходе поисков главный герой узнаёт о существовании в городе религиозного культа Самаэля, который несколько лет назад пытался посредством ритуала с участием девочки по имени Алесса Гиллеспи возродить в материальном мире Бога – объект поклонения местной религиозной общины. В результате срыва ритуала душа Алессы разделилась на две половины, а город приобрёл настоящий инфернальный облик. Первая, тёмная половина души, осталась в Сайлент Хилле; вторая, светлая, возродилась в облике Шерил – приёмной дочери главного героя. В конце игры две половины души Алессы воссоединяются вместе и она рождает Бога. Гарри Мейсон побеждает Самаэля, после чего наступает одна из пяти концовок игры».

Теперь, имея хотя бы небольшое представление о сюжете игры, мы можем проводить определённые параллели с гностической традицией, а также с той экзистенциальной нагрузкой, которая присуща этой традиции.

В первую очередь необходимо отметить заслугу гностицизма в развитии учения об индивидуальном, обособленном сознании, не содержащем в себе никаких религиозных эвфемизмов.

Сознание рождается из природной непрерывности путём сепарации от бессознательного пространства (в гностицизме данный феномен получил название Плерома).

Далее, осознанность приводит к следующему аффекту – экзистенциальному опыту. В данном случае работает правило «Я есть – значит, я могу быть уничтожен». Мир представляется тотально угрожающим, в данном мире приходится именно что выживать (survival horror прямо-таки). Исходя из такой ситуации, большинство религиозных традиций впадают в повальную эвфемизацию окружающей действительности, пытаясь таким образом побороть ужас перед этой иррациональной для новорожденного Эго непрерывностью.

То же самое происходит и в начале игры «Silent Hill». Город предстаёт для главного героя таким, каков он есть на самом деле: ужасающим своей неопределённостью (туманностью), населённым монстрами из детских книжек и ночных кошмаров. В первой же игровой заставке Гарри Мейсон именно что просыпается в машине, то есть просыпается его Эго, его способность осознавать этот мир во всём его нелицеприятном, кошмарном виде, после чего ему предстоит перебороть в себе ужас перед неизвестностью и двинуться по мифологическому сюжету – Пути Героя.

В контексте гностической традиции это спасение Софии. В игре образом Софии является Шерил – дочь главного героя. Персонаж, который требует спасения, и в то же время сам является спасительным элементом для главного героя. Персонаж, в достаточной мере, двойственный, вспомним хотя бы разделение души Алессы на тёмную (искалеченную) и светлую (живую) половинки. В связи с этим напрашивается и двойственный образ гностической Софии, а именно её разделение на «старшую Софию» (Шерил) и Софию-Ахамот (Алесса), которая уподобляется гностиком Валентином выкидышу, исторгнутому из Плеромы, бесформенной эманацией падшей Софии.

Для более детального прояснения данной взаимосвязи игровых персонажей с гностическими образами давайте приведём в пример фрагмент из гностического Евангелия от Филиппа:

«Свет и тьма, жизнь и смерть, правое и левое — братья друг другу; они не разделимы друг от друга (в мирских людях). А поэтому среди них — и хорошие не хороши, и плохие не плохи, и жизнь их — не жизнь, и смерть их — не смерть.
Так что каждому предстоит начать с того, чтобы разделить всё это в себе.
Те же, кто оторвались от мирского, — становятся цельными, вечными».

Начало трагических событий на Тихом Холме было ознаменовано именно разделением души Алессы на две половины. Окончание первой части серии «Сайлент Хилл» являет собой воссоединение Шерил и Алессы, после чего главный герой пробивает оковы материи, сразившись с Самаэлем.

Это достаточно универсальный образ Вечной Женственности. Она требует спасения, и она же спасает главного героя. Кроме Софии можно вспомнить двойственный образ «святой проститутки» Марии Магдалины, которая согласно тем же апокрифическим текстам была возлюбленной Христа. Мы также можем обратиться к Фаусту и Елене (произведение Гёте в достаточной степени ощутило влияние не только протестантизма, но и гностической традиции). А если в контексте диалектики светлого и тёмного начал вспомнить ещё и столкновение морального и легального, тогда мы вплотную придвинемся к одному из предтеч христианского экзистенциализма… Конечно это Фёдор Михайлович и его любимая Сонечка Мармеладова, которую обязательно нужно спасать, но и которая сама по себе подводит Раскольникова к спасению. Чем не гностический образ? Всё же, творческая личность мыслит в гностическом ключе, несмотря на принадлежность к любой традиции.

Данный тезис подводит нас к следующему этапу игры – столкновению протагониста и антагониста, а также к воссоединению Алессы и Шерил.

И в данном контексте следует обратить внимание на саму гностическую доктрину (если можно так выразиться), а также на два образа из гностической космологии – Иалдабаофа и Абраксаса.

Согласно учениям гностиков материальный мир представляется лишь иллюзией, вследствие чего необходимо преодолеть оковы материи и ужас перед непрерывностью, собрать рассеянные частицы света мудрости (искры Софии) и путём соединения противоположностей и достижения гнозиса прорваться к вершинам Духа. Материальной тюрьмой для Духа является пространство, сотворённое Демиургом (Иалдабаофом) – богом-творцом, который в слепоте своей творит несовершенный материальный мир. Достаточно часто эта сущность соотносится с ветхозаветным Яхве, что в своё время стало причиной для гонений гностиков со стороны христианской ортодоксии. По сути, Слепой Демиург творит огромную эгрегориальную структуру, в которую включено множество лиц, предпочитающих «сообщность», нежели «особное бытие».

Как тут не вспомнить «Septem Sermones Ad Mortuos» Карла Густава Юнга (Семь наставлений мёртвым, что написал Василид из Александрии – города, где Восток соприкасается с Западом):

«Слаб человек, а потому ему необходимо нужна сообщность. Отличимость ведет к особному бытию. Особное бытие противно сообщности. Однако ради слабости человеческой пред богами и демонами и их неодолимым законом надобна сообщность».

В то же время образ бога Абраксаса как «двойственного бога» соотносится с Плеромой, а не с материальным несовершенным миром. Снова обратимся к тексту «Семь наставлений мёртвым» Юнга:

Абраксас же говорит слово досточтенное и проклятое, что есть равно жизнь и смерть.
Абраксас творит истину и ложь, добро и зло, свет и тьму в том же слове и в том же деянии. Оттого Абраксас грозен.
Он великолепен подобно льву во мгновение, когда тот повергает ниц свою жертву. Он прекрасен, как день весны.
Да он сам великий Пан, что значит Все, и он же малость. Он и Приап.
Он есть монстр преисподней, полип тысячерукий, воскрыленный, змий извивистый, неистовство само.
Он же Гермафродит низшего начала.
Он господин жаб и лягушек, в воде обитающих и на сушу выходящих, ополудни и ополуночи поющих хором.
Он есть Наполненное, что воссоединяется с Пустым.
Он есть святое совокупление.
Он есть любовь и ее умерщвление.
Он есть святой и предающий святого.
Он есть светлейший свет дня и глубочайшая ночь безумства».

И вот теперь, опираясь на вышеуказанные данные, снова обратимся к игре.

Представление гностиков об иллюзорности материального мира (докетизм) напрямую соотносится с игровой концепцией города Сайлент Хилл. Согласно указанной концепции изломанный мир Туманного Города есть не что иное, как проекция Алессы, прорвавшаяся из пространства Психэ в Материю после ритуала. Все монстры являются проекциями её страхов, начиная от личных страхов (например, птерозавры из книжки «Затерянный мир») заканчивая страхами социальными (жестокое обращение в школе со стороны одноклассников).

Страх и ужас перед непрерывностью порождает чудовищ. Чем дальше мы продвигаемся по сюжету к кульминации, тем большее количество монстров встречаем на своём пути, которые становятся в разы сильнее. То есть психическое всё сильнее прорывается в материальное, поскольку главный герой всё ближе к победе над Демиургом и прорыву Духа.

Необходимость такого прорыва сопровождается сбором и соединением искр Софии. В игре это выражается в постепенном сборе по всему городу фрагментов магического артефакта Флауруса, свет которого помогает пленить силы Алессы и, наконец, призвать в материальный мир Самаэля.

Само имя «Самаэль» может ввести нас в заблуждение своей инфернальной, демонической природой. В настоящее время это имя встречается лишь при упоминании демона Самаэля, что показывают примеры из массовой культуры. Например, можно припомнить персонажа манги «Синий экзорцист», который предстаёт нам в образе демона. Да и в самом Сайлент Хилле Самаэль выглядит очень уж похожим на Бафомета. Однако его «злая» природа никогда не упоминается в игре. На самом деле не совсем понятна природа этого божества, его функции, намерения. Единственное можно сказать с уверенностью – его цель не совсем ясна, хотя действия достаточно деструктивны, будто сам Бог не ведает, что творит. А вишенкой на торте является тот факт, что имя «Самаэль» - одно из имён слепого Демиурга гностиков наравне с Иалдабаофом.

В то же время намерения религиозного культа Сайлент Хилла вполне себе понятны. С призывом Бога должен наступить Рай. Сама идея Потерянного Рая очень удобна для употребления в качестве эвфемизма для ортодоксальных религиозных воззрений. Это матрица мистического соучастия паствы, что есть смерть для героя. Гарри Мейсон стал на путь осознанности, понимая необходимость отличия, следствием которого становится чистый и нерафинированный экзистенциальный ужас. Культисты Сайлент Хилла, а также монстры, есть лишь часть матрицы, которая сулит верующим лишь покой (иллюзорное избавление от ужаса при сохранении нуминозного трепета перед Самаэлем). «Творение есть отличимость. Оно отличимо. Отличимость – его сущность, потому оно и отличает. Человек отличает потому, что сущность его есть отличимость. Не отличая, угодим мы за пределы своей сущности, за пределы Творения, и низвергнемся в неотличимость, а она есть иное свойство Плеромы. Мы низвергнемся в саму Плерому и перестанем быть Творением, себя обрекая растворению в Ничто. А это Смерть Творению. Мы, стало быть, умрем в той мере, в каковой не станем отличать. Оттого-то естественное устремление Творения направлено к отличимости противу изначальной опасной тождественности. Имя тому устремлению PRINZIPIUM INDIVIDUATIONIS. Тот принцип есть сущность Творения». (К.Г. Юнг «Семь наставлений мёртвым»).

Осознанность героя (отличимость от матрицы Демиурга) в этом «ужасном» городе, состоящем из слепоты в виде тумана и непроглядной тьмы, парадоксальное соединение двух противоположных начал в образе Абраксаса (Алесса и Шерил) и обретение гнозиса (понимание сути происходящих в Сайлент Хилле событий) позволяет Гарри Мейсону преодолеть ужас перед непрерывностью и победить Самаэля.

Можно вспомнить и более незначительные отсылки к гностическому учению. Например, квестовое задание по ходу игры, в котором засветился Кадуцей – жезл Гермеса Трисмегиста. Как известно, герметическая философия является предшествующей учению гностиков, да и сам образ Гермеса (Тота) как двуличного божества, покровительствующего и науке, и воровству, очень уж схож с образом Абраксаса.

Вспоминается и любовь разработчиков серии к загадкам с Солнцем и Луной. Кроме очевидной отсылки к алхимической традиции (госпиталь «Алхимилла» из северной части Сайлент Хилла), согласно которой Солнце и Луна сочетаются в мистическом браке, давайте снова обратимся к Юнгу и его поистине гностическому опусу «Семь наставлений мёртвым»: «Светлые боги образуют небесный мир, они многократны, они распространяют себя и множат бесконечно. Их высочайший господин есть Бог-Солнце. Темные боги образуют земной мир. Они однократны, они бесконечно умаляют себя и сокращают. Их нижайший господин есть Дьявол, дух Луны, приспешницы земли, что и менее, и холоднее, и мертвее, чем земля. Нет различия во власти небесных и земных богов. Небесные боги умножают, земные же умаляют. Направления в обе стороны суть безмерны». Даже гностическая последовательность «сначала разделяй, затем соединяй», присущая Софии, прекрасно ложится на алхимическое делание (от сепарации до конъюнкции и сотворения алхимического андрогина).

В конце концов, осознанность и собственная отличность требует не столько сепарации от матрицы Самаэля, но и последующей за ней внутренней целостности, иначе не преодолеть нам ужасов Туманного Города. Как ни крути, а Сайлент Хилл у каждого свой.