Анализ жизни и творчества основателя психоанализа Зигмунда Фрейда

График работы Фрейда был настолько плотным, что в течение недели у него, фактически, не оставалось времени на своих близких. Исключение составляло воскресенье, когда он не принимал пациентов и мог посвятить свое свободное время семье, родственникам, друзьям.

Встав около семи часов утра, успев совершить необходимые процедуры, позавтракав и просмотрев газеты, обычно уже в восемь часов утра он принимал первого пациента. Промежуток времени между приемами пациентов составлял всего пять минут. Прием пациентов в первой половине дня продолжался до часу, после чего он делал двухчасовой перерыв.

Во время этого перерыва Фрейд имел возможность пообщаться с женой, детьми, гостями, так как в час дня начинался второй завтрак, в котором участвовала вся семья. Во время завтрака он был немногословен, больше слушал других, нежели говорил сам, как будто шло продолжение психоаналитической сессии, на которой врач, молча, выслушивал то, что ему говорил пациент. После завтрака Фрейд совершал прогулку, осуществлял деловые встречи, улаживал личные дела.

С трех часов дня и до девяти часов вечера он осуществлял консультации, принимал пациентов. В девять часов начинался ужин, но случалось и так, что его приемы больных завершались только в десять часов вечера. Таким образом, практическая аналитическая работа Фрейда составляла не менее одиннадцати часов, а иногда доходила и до тринадцати часов в день.

После ужина Фрейд совершал прогулку. Если дочери или жена ходили в театр, то он встречал их после окончания представления. Надо полагать, что, хотя в подобных случаях Фрейд проявлял себя, как истинный джентельмен, все же это делалось без большой охоты, поскольку сокращалось время на его исследования. Были случаи, когда он приходил за женой к театру слишком поздно и та, не дождавшись его, уходила домой.

Один из подобных эпизодов описан в его работе «Психопатология обыденной жизни». Фрейд хочет оправдать себя в том, что не зашел за женой в театр вовремя. При этом он говорит, что подошел к театру десять минут одиннадцатого. Его поправляют: ты хочешь сказать — без десяти десять, так как на афише было написано, что спектакль заканчивается около десяти вечера. Описывая это происшествие, Фрейд отмечает, что в тот момент он так и хотел сказать — без десяти десять. Но вместо этого сказал десять минут одиннадцатого, в результате чего обмолвка не столько послужила оправданием, сколько обнаружила его неискренность. Эта неискренность состояла в том, что на самом деле он пришел к театру без пяти десять. Однако, решив изобразить дома дело в более благоприятном свете, он хотел сократить свое опоздание на пять минут, но во время оправдания, напротив, увеличил его на пятнадцать минут.

После вечерней прогулки Фрейд возвращался домой и тотчас же уходил в свой кабинет, где работал в течение нескольких часов. Это было, пожалуй, единственное время, когда он мог полностью отдаться своим мыслям. Именно в эти поздние часы основатель психоанализа занимался своей корреспонденцией, отвечал на письма, обдумывал и писал свои труды, правил готовящиеся к публикации работы. За этими занятиями он засиживался за полночь и ложился спать не раньше часа ночи.

Такой распорядок дня неукоснительно соблюдался Фрейдом на протяжении всей его жизни в Вене. Но в начале частной практики у Фрейда не было столь много пациентов, как это имело место впоследствии, когда он ежедневно принимал по 10—12 человек. Ему приходилось читать лекции в Венском университете, излагать идеи и концепции перед сторонниками психоанализа, собиравшимися несколько лет у него дома по средам, участвовать в обсуждении докладов и сообщений в Венском психоаналитическом обществе, принимать участие в работе Международных психоаналитических конгрессов, организации и издании психоаналитических журналов.

По сути дела, у Фрейда был расписан каждый час. Лишь в субботу вечером он предавался игре в карты. И только в воскресенье, когда у него не было приема пациентов, он регулярно и неизменно наносил визиты своей матери, встречался со своими друзьями. Что касается летнего отпуска, то он проводил его вместе с семьей в пригороде Вены или ездил в путешествия, предпочитая брать себе в спутники брата, коллег-психоаналитиков, сестру жены, которая на протяжении сорока лет была членом его семьи и жила вместе с ними, но только не свою жену.

Внутренняя сдержанность наблюдалась у него не только по отношению к жене, детям и внукам. Нечто аналогичное имело место и по отношению к пациентам, что, в конечном счете, вылилось в создание определенного свода правил, которым должен был руководствоваться психоаналитик в своей практической деятельности. Речь идет о концепции Фрейда, согласно которой аналитик — это своего рода зеркало, отражающее все то, что касается жизни пациента, его внутренних переживаний и внешних действий. Аналитик должен быть непроницаемым для пациента, то есть отстраненным наблюдателем, не проявляющим никаких эмоций, а только фиксирующим свободные ассоциации своего подопечного. В этом смысле между аналитиком и пациентом устанавливается некая дистанция, которую во что бы то ни стало должен аналитик сохранять.

Это не означает, что Фрейд проявлял равнодушие к своим пациентам. Напротив, были случаи, когда он помогал им материально, проявлял живой интерес к их работе, знакомился с публикациями писателей и поэтов, обращавшихся к нему за помощью. Так, до того, как впервые встретиться с поэтом Б. Гецем, Фрейд прочитал некоторые его стихи и, приняв решение не анализировать пришедшего к нему на прием молодого человека, после завершения консультации вручил ему в конверте 200 крон.


Понимание собственных сновидений — задача чрезвычайно трудная. Практика показывает, что во многих случаях значительно легче раскрыть подлинный смысл сновидения пациента, чем добраться до глубинного содержания своего собственного сновидения. Это свидетельствует о наличии сильного сопротивления, за которым могут скрываться вытесненные и подавленные переживания, препятствующие его прозрению и способствующие активизации работы защитных механизмов. При анализе собственных сновидений нельзя упускать из виду собственное сопротивление.


После двух лет обучения на медицинском факультете Фрейд приступил к самостоятельному исследованию в области зоологии. Профессор Карл Клаус оценил способности студента и предоставил ему возможность дважды пройти стажировку на зоологической опытной станции в Триесте. Фрейд занялся изучением половых органов угря — спорной проблемы, связанной с трудностями наблюдения за миграцией угря перед брачным периодом.

Можно предположить, что честолюбивый студент надеялся на разрешение загадки, которая на протяжении нескольких столетий не поддавалась осмыслению и опытной проверке. Его исследования отчасти подтвердили гипотезу, ранее высказанную доктором Сирским, о дольчатом органе угря как его яичнике, но не явились абсолютным доказательством ее достоверности. Поэтому, несмотря на благожелательный отзыв со стороны профессора Карла Клауса, сам Фрейд испытал чувство разочарования и, кажется, впервые осознал, что вопреки юношескому рвению его природные интеллектуальные дарования имеют ограничения и не позволяют добиться скорейшего успеха во многих начинаниях. Возможно, именно это он имел в виду, когда десять лет спустя в одном из писем невесте делился с ней своими прозрениями. «Было время, — писал Фрейд, — когда во мне говорили только любознательность и честолюбие. Я часто обижался на то, что природа, видимо, была не очень благосклонна ко мне, наградив обликом гения. Часто она случайно и щедро раздаривает людям печать гения. С тех пор давно знаю, что я — не гений, и сам не понимаю, почему так хочется стать им».


На протяжении шести лет с 1876 по 1882 годы он стал работать в физиологической лаборатории Эрнста Брюкке, где обрел себе новых друзей в лице Зигмунда Экснера и Эрнста фон Фляйшля-Марксоу. За время работы у Эрнста Брюкке, Фрейд осуществил несколько исследований, свидетельствующих о его склонности к научно-исследовательской деятельности.


Не менее плодотворной была его работа и в лаборатории Теодора Мейнерта в период с 1883 по 1885 годы. Сперва он занялся изучением гистологии нервных клеток речной миноги и добился таких результатов, которые были оценены по достоинству его учителем, представившим отчет о проделанной работе в Академию. Затем Фрейд исследовал строение нервной системы речного рака и высказал ряд соображений, которые впоследствии, независимо от его исследований, составили основу нейронной теории. При этом он осуществил техническое нововведение, применив метод окраски нервных тканей хлористым золотом.

Возможно, это открытие Фрейда и не получило широкой огласки, но уже в то время о нем стало известно в России. В 1884 году в еженедельной газете «Врач» Ливерий Даркшевич, проходивший стажировку в лаборатории Мейнерта и работавший вместе с Фрейдом, опубликовал статью «Новый способ окрашивания микроскопических препаратов для исследования хода волокон в центральной нервной системе».

Фрейду не удавалось доводить до конца то, благодаря чему его современники получали мировое признание. Фрейд обнаружил эволюционную связь между нервной системой низших и высших животных, но в истории науки это никак не зафиксировано. Он был одним из первых, кто попытался разобраться в нейронах, но его имя не вписано в летопись открытий нейронной теории. Он предложил новый способ окраски нервных тканей, но его открытие не только не стало эпохальным событием, но и не возвеличило его имя. И это не единственные случаи, когда судьба наносила удары по его честолюбию.


Необеспеченность в материальном отношении, предстоящая женитьба и ответственность за материальное благополучие будущей семьи, невозможность быстрого продвижения в академическом плане — все это поставило Фрейда перед проблемой выбора дальнейшей профессиональной деятельности. По совету своего учителя Брюкке он покидает лабораторию, в которой проработал шесть лет, и устраивается в Венскую городскую больницу.

В больнице он начинает свою деятельность с хирургии, два месяца спустя уходит с этой работы и переходит в качестве аспиранта в возглавляемое Нотнагелем отделение внутренних болезней. Через полгода в 1883 году Фрейд переходит в психиатрическое отделение Теодора Мейнерта и, получив жилье при больнице, работает в должности младшего врача.

Сначала 1984 года он начинает работать в отделении нервных болезней.

В 1885 году он получает звание приват-доцента по неврологии, участвует в конкурсе среди младших врачей на право прохождения стажировки в Париже, становится победителем этого конкурса и обладателем стипендии, позволившей отправиться за границу.

Работа в неврологическом отделении способствовала становлению его как врача, но разногласия с руководителем отделения Шольцом привели к тому, что, проработав чуть больше года, ему пришлось снова осваивать несколько специализаций.


По возвращении со стажировки из Франции он женился на Марте Бернайс, став со временем отцом шестерых детей — трех дочерей и трех сыновей.



Если, будучи помолвленным, на протяжении четырех лет (1882—1886) он забрасывал свою невесту многочисленными письмами (порядка 1500 писем), в которых не скупился на изъявление своих чувств любви, то, став мужем и отцом шестерых детей, довольствовался редкими часами совместного отдыха и уделял своей жене ровно столько внимания, сколько мог позволить сверхзанятый человек.

Если в порыве юношеской страсти и ревности он доводил себя, что называется, до белого каления и говорил невесте, что, окажись с ней в одной комнате, смена дня и ночи не смогла бы разлучить их, то буквально десять лет спустя после заключения брака писал своему другу Флиссу о том, что его либидо уже не требует разрядки.

Если до женитьбы, делая комплимент большой науке, он, в шутливой форме обращаясь к ней на Вы, писал о том, что знает другую Даму, которую ценит больше, чем науку, то, склонив Марту на свою сторону и став ее мужем, он с головой ушел в различного рода научные исследования, написав и опубликовав огромнейшее количество статей и книг.

Если в письмах к невесте он называл свою любимую «сокровищем», «принцессой» и посылал ей «сто тысяч поцелуев», то, будучи мужем, никогда не брал жену с собой в Италию, где со своим братом или с сестрой жены Минной наслаждался путешествием по стране с богатым культурным прошлым.

Если он знал пристрастия своей жены, знал, что цикломены — ее любимые цветы, то все же, по его собственному признанию, редко дарил их ей, а в сновидениях видел засушенные цветы, пригодные не столько для жизни, сколько для гербария.

Если восторженный юноша наставлял свою невесту по поводу того, что не следует «скупиться на нежность», так как, по его словам, чем больше тратишь ее, тем больше она восполняется другим, то обогащенный психоаналитическими знаниями и занимающийся частной практикой муж редко проявлял свою нежность по отношению к жене и детям.



В 1884 году Фрейда привлекло внимание медицинское испытание кокаина на баварских солдатах, использование которого способствовало укреплению их физических сил и стойкости духа. Он начал знакомиться с литературой о кокаине, заказал у одной из кампаний этот алкалоид и начал осуществлять эксперименты с целью изучения его физиологического воздействия на человека.

Поначалу Фрейд полагал, что использование кокаина в медицинской практике может оказаться полезным при сердечных заболеваниях и нервных истощениях. Однако он не возлагал больших надежд на свои исследования, полагая, что в лучшем случае кокаиновый метод лечения окажется еще одной его новацией, наряду с ранее предложенным им методом окраски нервных тканей хлористым золотом.

Прежде всего Фрейд испытал воздействие небольшой дозы кокаина на себе и обнаружил его целительные свойства, связанные с устранением подавленности и повышением работоспособности. В дальнейшем он сам неоднократно прибегал к кокаину, использовал его в клинической работе в качестве терапевтического средства, рекомендовал его своим родственникам, невесте, друзьям как безобидный стимулятор повышения жизненного тонуса.

В частности, он предложил своему другу Эрнсту фон Фляйшлю-Марксоу использовать кокаин вместо морфия, к которому тот прибегал для заглушения болей, вызванных ампутацией большого пальца правой руки. Во время опытов в физиологической лаборатории Брюкке его друг занес себе инфекцию, и только ампутация пальца спасла его от смерти. Однако операция прошла не столь удачно, потребовались новые хирургические вмешательства, причинявшие Фляйшлю боль и страдания. Однако по истечении некоторого времени Фрейд обнаружил, что его друг применяет слишком большие дозы кокаина и его состояние не только не улучшается, а напротив, ухудшается. У Фляйшля появилась сильная бессонница, были случаи потери сознания, наблюдались приступы белой горячки.

Фрейд считал своего друга выдающимся человеком и восхищался его физическим совершенством, глубоким умом, интеллектуальными способностями, многообразными дарованиями. В одном из писем невесте он писал о Фляйшле: «Красивый, благородный, наделенный всеми талантами и прилежанием, имевший оригинальное суждение о большинстве вещей, он был моим идеалом».

Когда знаменитый французский психиатр Жан Шарко пригласил молодого стажера на обед в свой дом, то Фрейд прибегнул к своему излюбленному средству. Сам он описывал этот случай таким образом: приглашенный вместе со мной коллега страшно волновался, «я же держался совершенно спокойно с помощью маленькой дозы кокаина, несмотря на то, что у меня были причины опасаться позора». Последующие визиты к Шарко также сопровождались употреблением кокаина. «Микродоза кокаина, которую я беру с собой, надеюсь, сделает меня разговорчивее». «В известной мере я очень доволен своими достижениями или, по крайней мере, достижениями кокаина». И еще одно признание: «В гостях можно было лопнуть от скуки, если бы не крохотная доза кокаина».

Фрейд пишет статью о коке, часть которой была опубликована в одном из журналов по общей терапии. В этой публикации он отметил пригодность использования кокаина для анестезии кожных и слизистых оболочек и высказал предположение о возможном применении его в качестве анестезирующего средства в других случаях. Однако по возвращении в Вену он обнаружил, что его друг Карл Коллер, с которым он делился своими экспериментами с кокаином и который присутствовал при оказании им помощи одному коллеге по снятию глазной боли, использовал кокаин в качестве анестезирующего средства для глаз, доложил о результатах своей работы перед медицинским сообществом и неожиданно для себя приобрел известность. Фрейду же ничего не оставалось делать, как довольствоваться ролью человека, своими исследованиями подтолкнувшего другого врача к важному открытию. В этой своей неудаче Фрейд обвинял свою невесту, но из-за сильного чувства любви эти упреки не были высказаны. Они дали знать о себе по прошествии сорока лет, когда, описывая в «Автобиографии». Дословно это звучит так: «если я не прославился уже в те молодые годы, в этом виновата моя невеста» и «но я не был в обиде на свою невесту за эту помеху».

В 1886 году он провел несколько недель в Берлине в детской клинике Адольфа Багинского. На протяжении нескольких лет был заведующим неврологическим отделением в Венском Институте детских болезней, куда его пригласил Макс Кассовиц и где он работал три раза в неделю по несколько часов в день.

Клиническая и исследовательская деятельность того периода сопровождалась значительными публикациями Фрейда. На протяжении 1888—1891 годовой публикует ряд статей и книг. В 1891 году выходит в свет его первая книга «Об аффазии. Критический разбор». Несмотря на ряд интересных идей, высказанных Фрейдом на ее страницах, она не принесла ему какого-либо успеха, и из 850 опубликованных экземпляров за девять лет было продано всего 257 экземпляров. В том же году совместно с педиатром Оскаром Рие он публикует 220-страничную работу об одностороннем параличе у детей, ставшую, фактически, клиническим учебником. В 1893 году вышла в свет 327-страничная книга Фрейда по детским параличам, которая была высоко оценена в медицинском мире. Некоторые специалисты в области неврологии считали, что «этого великолепного исследования достаточно, чтобы навсегда обеспечить значимость имени Фрейда в области клинической невропатологии».

Однако, несмотря на достигнутые успехи в сфере невропатологии, Фрейд вынужден был признаться в том, что причина возникновения нервных заболеваний и их природа по-прежнему остаются для него загадкой. Он предпринимает разнообразные попытки для понимания существа нервных заболеваний и достижения успехов при лечении нервнобольных. На этом поприще ему пришлось испытать полную чашу надежд и разочарований, прежде чем ему удалось выдвинуть ряд идей и гипотез, составивших остов того, что сегодня принято называть психоанализом.



Фрейд дружил и переписывался с такими выдающимися деятелями науки и культуры, как Альберт Эйнштейн, Томас Манн, Ромен Ролан, Арнольд Цвейг, Стефан Цвейг, и многими другими. В 1922 г. Лондонский университет и Еврейское историческое общество организовали чтение цикла лекций о пяти знаменитых еврейских философах, в числе которых, наряду с Филоном, Маймонидом, Спинозой и Эйнштейном, оказался и Фрейд. В день своего 70-летия он получил поздравительные телеграммы и письма со всех концов мира. В 1930 г. ему присудили премию имени Гете. В честь его 75-летия во Фрайберге была установлена памятная доска на доме, в котором он родился. Фрейд был избран почетным членом Американской психоаналитической ассоциации, Французского психоаналитического общества, Британской Королевской медико-психологической ассоциации.


После вторжения нацистов в Австрию в марте 1938 г. нацисты захватили библиотеку венского психоаналитического общества, побывали в доме Фрейда, проведя там тщательный обыск, конфисковали его банковский счет, вызывали в гестапо его детей — Мартина и Анну Фрейд. Благодаря помощи и поддержке со стороны американского посла во Франции У. С. Буллита, принцессы Мари Бонапарт и других влиятельных лиц Фрейд получил разрешение на выезд и в начале июня 1938 г. с женой и дочерью покинул Вену, чтобы через Париж перебраться в Лондон.

Последние полтора года жизни Фрейд провел в Англии. В первые же дни пребывания в Лондоне его посетили Герберт Уэллс, Бронислав Малиновский, Стефан Цвейг, приведший с собой Сальвадора Дали, секретари Королевского общества, знакомые, друзья. Несмотря на преклонный возраст, развитие болезни, связанной с повторением злокачественной опухоли, Фрейд осуществлял почти ежедневные анализы больных и продолжал работать над своими рукописными материалами. Мучительно страдая от рака полости рта, в 1939 году он попросил своего врача и друга Макса Шура выполнить обещание, которое тот дал ему десять лет тому назад при их первой встрече, помочь ему сделать эвтаназию, идея которой была в то время достаточно популярной. Тот дал ему тройную дозу морфина, от которой он умер 23 сентября 1939 года не узнав о том, что несколько лет спустя оставшиеся в Вене его четыре сестры будут сожжены в крематории.

Источник: psyoffice.ru