Ролло Мэй — Сила и невинность: в поисках истоков насилия

Ревность характерна для отношений, в которых человек ищет скорее власти, чем любви.

Жизнь состоит в достижении добра не в стороне от зла, а вопреки ему.

Родитель, который пытается проявлять любовь, будучи уверен, что любовь есть отказ от применения силы, станет объектом манипуляции со стороны ребенка. Часто родитель, уже припертый к стене, будет мучаться сильнее и чувствовать себя более виноватым из-за чувства обиды по отношению к ребенку, и, в конце концов, в этом порочном круге, он может восстать на ребенка в ярости со всевозможным насилием. Семьи, лишенные должной структуры, действуют, уповая на любовь без силы, что приводит к развитию детей без корней, которые позже упрекают своих родителей в том, что они никогда не говорили им "нет".

Мой опыт психотерапии убеждает меня в том, что наибольшего мужества требует простое искреннее высказывание другому человеку наших наиболее заветных мыслей, если оно не спровоцировано ни гневом, ни возмущением. Как правило, наиболее открыто мы общаемся лишь с теми, кто примерно равен нам по силе.

Человек — любопытное существо, страдающее памятью.

Случаи насилия наиболее вероятны между людьми, имеющими тесную эмоциональную связь, которые поэтому легко могут ранить друг друга.

Для того, чтобы любовь была чем-то большим, чем сентиментальность, ей нужна сила, а силе, чтобы не превратиться в голое манипулирование, нужна любовь.

Нации, ошибочно толкуя мотивы других наций, могут сделать то, что делает параноик: они могут действовать против собственных интересов из-за проекции собственной враждебности и агрессии.

Мы — самые жестокие создания на этой планете. Мы убиваем не по необходимости, но из-за преданности таким символам как флаг и родина — мы убиваем из принципа.

Насилие и общение исключают друг друга. Проще говоря, с тем, кто является вашим врагом, говорить невозможно, но если вы все же способны общаться с ним, он перестает быть врагом.

Тот факт, что нечто может быть доведено до патологической крайности, еще не делает эту крайность.

Альфред Адлер обычно говорил, что художник учит человечество видеть. Но художник учит нас еще и созидать новые формы. Он показывает нам новые варианты восприятия мира и других людей и новые способы реагирования на них, способы, которые были не известны до того, как он их увидел и указал на них. Он не налагает форму на хаотичный мир, как это делает мыслитель, он существует в этой форме.

Мы будем сталкиваться вспышками насилия до тех пор, пока людям будет недоставать значимых переживаний. Каждому человеку необходимо чувство значимости, и если общество не может дать его человеку, или хотя бы предоставить возможность стать значимым, то это чувство будет достигаться деструктивными способами.

Послушный, очень сдержанный человек, который всегда кажется добрым, может выплеснуть свою агрессию в одном большом взрыве. Это согласуется с нашим тезисом о том, что насилие имеет место, когда человек не может нормальным образом изжить свою агрессию.

Для свободного человека насилие остается в воображении крайним выходом, возможным, когда все другие пути перекрыты невыносимой тиранией или диктатурой, распространяющейся на дух, равно как и на тело.

Личность никогда не развивается автоматически, человек становится личностью только в той степени, в какой он может знать это, утверждать это, принимать это.

Назначение сознания состоит в том, чтобы сохранять нас бдительными, сохранять работающим наше воображение, сохранять нас всегда любознательными, всегда готовыми исследовать бесконечные возможности. В то время как власть требует решения и распоряжения, сознание требует ослабления контроля, свободы бродить, где духу угодно, испытания новых форм существования, которые могут быть далеко, у самых границ понимания.